АНОНСЕНС

Трижды═ из-бранное

1. Ты

2. Зрю

3. И цзин

4. Про козла

5. Коё

6. Сикурс

7. О кляксе

МОСКВА 2

001

ТЫ

Вот Ты сидишь большой и мудрый, Ты √ Мераб,

а она √ муха, маленькая, мерзкая, мутантка,

вопреки всем твоим, построениям,

вопреки всем законам логики,

бегает по потолку и скалит зубы,

но к осени наберется опыта,

одумается и упадет, как снег на голову,

И Ты сидишь себе под мухой, большой и т.д.

Страшно смешно...

Зрю

Не зря незримый зрю не зря

я зрю не зря изюм зари

я зрю зарю из-за изюма

из Азии изюма уйма

я зрю не зря зарю изюма

не зря я нем, не зря я мим

не зря я зрю румяный мир

из-за румян, из-за изюма

я мим незримый из за Юма

из-за изюма и из-за Юма

незримый зрю зари румяну

из Юма зрима низина мира

у Юма рая мезанин

узря низ мира не умри

Юм умер зря и Юма зам.

ума у Юма уйму ам

Юм умер зря из мезанина

из мезанина Нина зрима

замаяна зарею Нина

зарей изюма замаян май

май не зима, зима не рай

мы не не мы, немы не мы

и май не рай раз мир не Рим

и я не я раз я незрим

не зря не зрю незримый мим

не зря незримый зрю не зря

узри: А Я и А и Я

не зря незримый зрю не зря

я зрю не зря азу зари

знамением заря заразна

знамения мура мне зрима

у яра Зимний за Зимним яма

у ямы зрю я мезанин

нанизан мезанин на нары

ну а у нар

намазанный на раму Марр

анамнез Марра-Зизи измена

заумный Марр изранен Зюзей

на Зюзю нанизана Зизи

Зизи измерена зараза

Зизи заразна мизерным Зюзей

а юный мерин из низины

израненый ремнем из Зины

измерен минимум за Зимним

зимы низина нам незрима

зима изрезана на нары

ну а у нар

измазанный, заумный Марр

у Марра Нюра из резины

из Рима Нюра, ремни из Нины

а юный мерин из низины

нарезан на ремни за Нину

не зря я зрю незримый зам.

не зря я зрю низину рая

я ем не зря изюм зари

изюм из Рима, азу из Юма

ремни из музы и нары рая

узри не минимум маразма

не зря незримый зрю маразм

не зря незримый зрю не зря

узри: А Я и А и Я

не зря незримый зрю из Рима

из Рима Азия незрима

из Азии Рамзай незримый

заранее узрел заразу мира

маразм зари заразы мира

нанизан на муру из Рима

из Рима зрю незримый я

не зря я зрю незримый мим

из Рима зрю зарю и мир

не зря незримый зрю маразм

маразм намазанный на нары

намазанный на зимний рай

маразм из Рима зрю не зря

не зря я зрю незримый мим

незримый мир я зрю не зря

узря незримый мир умри

Марр умер зря изюм зари

а я не Марр умру не зря

румяный юный мезанин

румяный юный зрю не зря

узри А Я и А и Я

Из объявления в газете:

═╚Перевожу с Немецкого и Армянского

═на Ваганьковское...╩

Эй, эй, ухнем

(И цзин)

Эй Ух Эй Ух Эй Ух Эй Ух

Эй Эй Ух Ух Эй Эй Ух Ух

Эй Эй Эй Эй Ух Ух Ух Ух

Эй Эй Эй Эй Эй Эй Эй Эй

Эй Ух Эй Ух Эй Ух Эй Ух

Эй Эй Ух Ух Эй Эй Ух Ух

Эй Эй Эй Эй Ух Ух Ух Ух

Ух Ух Ух Ух Ух Ух Ух Ух

Эй Эй Эй Эй Эй Эй Эй Эй

Эй Ух Эй Ух Эй Ух Эй Ух

Эй Эй Ух Ух Эй Эй Ух Ух

Эй Эй Эй Эй Ух Ух Ух Ух

Эй Эй Эй Эй Эй Эй Эй Эй

Ух Ух Ух Ух Ух Ух Ух Ух

Эй Эй Эй Эй Эй Эй Эй Эй

Эй Ух Эй Ух Эй Ух Эй Ух

Эй Эй Ух Ух Эй Эй Ух Ух

Эй Эй Эй Эй Ух Ух Ух Ух

Ух Ух Ух Ух Ух Ух Ух Ух

Эй Эй Эй Эй Эй Эй Эй Эй

Эй Ух Эй Ух Эй Ух Эй Ух

Эй Эй Ух Ух Эй Эй Ух Ух

Эй Эй Эй Эй Ух Ух Ух Ух

Эй Эй Эй Эй Эй Эй Эй Эй

Ух Ух Ух Ух Ух Ух Ух Ух

Эй Ух Эй Ух Эй Ух Эй Ух

Эй Эй Ух Ух Эй Эй Ух Ух

Эй Эй Эй Эй Ух Ух Ух Ух

Ух Ух Ух Ух Ух Ух Ух Ух

Эй Эй Эй Эй Ух Эй Эй Эй

Ух Ух Ух Ух Эй Ух Ух Ух

Эй Ух Эй Ух Эй Ух Эй Ух

Эй Эй Ух Ух Эй Эй Ух Ух

Эй Эй Эй Эй Ух Ух Ух Ух

Эй Эй Эй Эй Эй Эй Эй Эй

Ух Ух Ух Ух Ух Ух Ух Ух

Эй Ух Эй Ух Эй Ух Эй Ух

Эй Эй Ух Ух Эй Эй Ух Ух

Эй Эй Эй Эй Ух Ух Ух Ух

Ух Ух Ух Ух Ух Ух Ух Ух

Нем

Перевод с древне-китайского на русский осуществлен

группой синологов-переводчиков АНОНСЕНС

Москва 1995 г.

Все права схвачены.

ПРО КОЗЛА

Недавно, один знакомый, в пылу полемики, назвал меня и Платона козлами. Это неожиданно затронуло до глубины души.

Поэтому попытаюсь разобраться с этим.

Во-первых, мог ли Платон быть козлом? И во-вторых, не козел ли я?

Хотелось бы сразу отметить, что у Платона была борода, как и у меня. Но козлом он мог быть и не потому что у него была борода, а наоборот, борода у него была именно потому, что он был козлом.

И когда Оккам сбрил эту бороду, то как это не странно, козлов стало двое. Видимо, козлы увеличиваются в арифметической прогрессии и с ними мы попадаем в дурную бесконечность.

Поэтому вопрос надо поставить по существу: кто такой козел как таковой? Потому что, если этот вопрос поставить не на попа, а ребром, то можно лишь повториться: кто же такой козел и не козел ли я? Но так мы уже во второй раз попадаем в дурную бесконечность и количество козлов, у нас, увеличивается уже в геометрической прогрессии.

Поэтому необходимо прервать все предыдущие рассуждения и ввести первичное определение козла ≈ козел, это тот, кто не дает молока. Но мне кажется, что это уж очень устоявшееся определение.

Поэтому можно дать более современное определение или если точнее, самоопределение:

козел ≈ это стекло с зеркальным эффектом, стоящее не по делу.

Ведь всегда налицо зеркальный эффект, кто смотрит и видит козла, тот им сразу и становится. Так козлы и размножаются. Козел ≈ это такая зараза.

А в сущности он безвредный, вреда от него нет, впрочем, и пользы тоже, как с козла молока.

Теперь вернемся к Платону. Так был ли Платон козлом?

Платон.

Безусловно.

Коё

(Фрагмент)

Ё-моё, а это-то еще что? √ можете спросить Вы,√ что за чепуха такая, да и что за манера, пускать пыль в глаза? Ничего, ничего, мы расскажем еще и не про то.

Любитель мудрости с профессорскою седою лысиной или подслеповатым брюшком доктора наук легко расскажет Вам про это и про то, но все его аргументы имеют серьезное ограничение √ он говорит и мыслит всерьез. Мы же сделаем наши ограничения смехотворными. Мы попытаемся нащупать кое-что смеха ради или попросту, будем говорить не про то.

Говоря не про то, мы не увидим что-то, нам будет доступно только кое-что. Кое-что находится кое-где или в одном месте. Кто может пройти в одно место √ кое-кто. Как пройти в одно место √ кое-как. Таким образом, имеем моё, твоё и коё. А каково это самое Коё?

Самое наипервейшее, что необходимо подчеркнуть, это то, что

Коё расположено слева

от что, где, когда, кто и как, о чем и почему.

Коё предоставляет право всем и всему.

Когда что-то сбывается, кое-что идет на ум.

Но несмотря на все это, Коё √ особенно всеобщее, и не побоимся сказать, атавизм Бытия, Бытие смеха ради, и может быть даже, что Коё √ подмышка Бытия.

СИКУРС

Хочу

раскатов

пушечного смеха

над ними

красного знамени клок.

В. Маяковский.

Дурак любит красное.

Народная мудрость.

В 1990 году несколько выпускников философского факультета МГУ образовали кружок собеседников, который получил название ╚АНОНСЕНС╩. С тех пор, члены этого кружка регулярно собираются вместе и ведут малопонятные беседы на еще менее понятные темы. Свои разговоры они именуют "анонсическими", а себя "анонсистами".

Можно ли понять анонсистов?

Их речь никогда не связывает себя никакими обязательствами и поэтому трудно установить в ней хоть какую-то регулярность, кроме того, что она всегда начинается в 16.00, в воскресенье или в субботу (хотя бывает и в другое время по другим дням, а то и не бывает). И все-таки мы попытаемся усмотреть кое-что устойчивое хотя бы в анонсическом отношении к традиционным языкам философии. Хотя усмотреть этот сложно, как полагают анонсисты, а вот нащупать кое-что устойчивое, упругое можно.

Анонсисты не только проводят между собой регулярные беседы, но совершают при этом некоторые особые, как они называют, концептуальные действия ≈ заполняют комнату листами мятой бумаги или воздушными шарами, фотографируют движения ног или рук присутствующих, ставят в центре стола печатную машинку, носят с собой тапочки и т.п. Еще они совместно пишут тексты.

Это последнее обстоятельство все же позволяет судить нам об участниках═ этой группы по текстам, даже если они сами считают такой подход к выработке отношения к Анонсенсу и анонсистам просто не адекватным. Часть этих текстов достаточно традиционны по своей тематике. В них анонсисты обращаются к известным философским концепциям, вырабатывая свое к ним специфическое отношение. Это специфическое отношение вполне выявляется, если сопоставить несколько анонсических текстов посвященных историко-философской тематике.

Для этого мы воспользуемся следующими текстами: "Летописьки 1", "Летописьки 2", "Левая математика", "Книги Сарая", "Смеха ради" а также анонсическими апокрифами.

В анонсических текстах, например, в работе ╚СМЕХА РАДИ╩ или в циклах ╚ЛЕТОПИСЬКИ 1≈2╩ и ╚КНИГИ САРАЯ╩ часто выполняется один, довольно характерный для анонсистов прием работы с историко-философским материалом.

Анонсический текст ╚СМЕХА РАДИ╩ обращается к известной работе М.Хайдеггера ╚Что такое метафизика?╩, но делает это без обращения к первоисточнику, а использует русский перевод*.

* Анонсисты исходят из мысли, что творчество возможно лишь на конкретном, национальном языке, поэтому только то, что выражено, а следовательно и преобразовано этим═ языком может быть предметом их интеллектуальных провокаций. Такая позиция восходит к традиции русского самобытного философствования, использовавшей сам строй родного языка в качестве парадигмы свой работы. (Дмитриева И.А. ╚Национальный образ мира как доминанта новой эпистемологии╩ М.1996. Автореферат канд. диссертации.)

В работе ╚Что такое метафизика?╩ М. Хайдеггер^{Хайдеггер М. Время и
бытие. Статьи и выступления. Перев. В.В.Бибихина, М., 1993, С. 17.} использует серию утверждений о науке на конце которых так или иначе фигурирует слово ╚ничто╩:

╚То, на что направлено наше мироотношение, есть само сущее ≈ и больше ничто.

То, чем руководствуется вся наша установка, есть само сущее ≈ и кроме него ничто.

То, с чем работает вторгающееся в мир исследование, есть само сущее ≈ и сверх того ничто╩.

Анонсисты повторяют эти хайдеггеровские утверждения о науке, причем, до тех пор, пока с ними не случился некий анекдотический сдвиг**.

** Этот сдвиг более всего напоминает сдвиг А.Крученых, наглядно представленный в его книге ╚500 новых острот и каламбуров Пушкина╩, и пространно описываемый в ╚Сдвигологии русского стиха╩ (А. Крученых. 500 новых острот и каламбуров Пушкина. М., 1924; он же, Сдвигологии русского стиха. М., 1923.). Например, строфа у Пушкина: ╚Проклятье, меч и крест и кнут.╩ преобразуется А. Крученых в другую строфу: ╚Проклятье, меч и крест икнут╩. Подобную традицию сдвига анонсисты используют и в отношении хайдеггеровского текста.

И если М. Хайдеггер далее по тексту вопрошает ^{там же}:

╚Как обстоит дело с этим Ничто? Случайность ли, что мы невзначай вдруг о нем заговорили? Вправду ли это просто манера речи ≈ и больше ничто?╩

Хайдеггер М. Время и бытие.

Статьи и выступления. М., 1993

То анонсисты обходят его вопрос о Ничто.

Они принципиально относятся к утверждениям М. Хайдеггера о науке самым случайным образом. И этим они превращают хайдеггеровский дискурс в "свой", анонсический.

Как это превращение происходит?

Анонсисты замечают, что хайдеггеровская серия утверждений о науке содержит в себе еще один повтор. Относительно этого повтора М. Хайдеггером вопрос не был поставлен. И анонсисты вопрошают за М. Хайдеггера:

╚А почему, собственно говоря, повтор ╚и более ничто╩ находит свою значительность, а например повтор ╚само╩, который содержится в этих утверждениях ≈ нет? Это что, риторический оборот или случайность?

Анонсисты интересуются:

╚Как обстоит дело с этим САМО?╩

══════════ ════════════════════СМЕХА РАДИ, ед. хр.173

Столетник`ХХ. (анонсический лечебник). М. 1996√98 гг.

Вместе с постановкой вопроса о Само, пользуясь тем, что дискурсивность может быть отлучена от своего основателя и от того смысла, который она произвела на свет ^{Фуко М. Воля к истине. М. 1996. С. 30≈38.}, анонсисты преобразуют хайдеггеровский дискурс. Это можно показать через игру двух таких высказываний, как ╚быть значимым╩ и ╚быть значительным╩. Суть игры состоит в их несовпадении, потому что значимое не всегда значительное и наоборот (или совпадении, когда значимое значительно). Анонсисты придают значимость совершенно незначительному в порядке хайдеггеровского дискурса и делают это так, чтобы незначительным стало все значимое для М. Хайдеггера. Игра у анонсистов часто идет на понижение. Новая значимость, которую они утверждают, сохраняет при этом одновременно как малозначительный так и многозначительный вид. В отношении этой значимости нельзя определиться окончательно. Получается, что значимости М.Хайдеггера, в ходе анонсических манипуляций с текстом, уже потеряли свою значительность, а введенные значимости анонсистами так и не обрели значительность, не смотря на всю исходно присущую им многозначительность (игра на псевдоповышение).

Анонсический прием придает чему-то значимость лишь вместе с устранением всякой значительности, но не окончательно, а в режиме бесконечного исчезновения. В результате, изгнание значительностей и производимая анонсистами селекция значимостей, оказываются совершенно несерьезными. Они работают с ничего не значащими различиями.

Поэтому, если спросить анонсистов, серьезно ли они придают значимость слову ╚само╩ в хайдеггеровском тексте или серьезны ли они в свой незначительности, то несомненно, что ответ анонсистов будет резко отрицательный.

Анонсический прием придания значимости, который сам по себе ничего не значит, работает так:

во-первых, он преобразует хайдеггеровский дискурс в СИКУРС, т.е. лишает хайдеггеровские значимости всякой значительности: ужас обращается в смех, ничто в пустоту, а метафизика в анонсизм.

во-вторых, тем же жестом, отрекается и от значительности собственных значимостей, а заодно и от самого себя.

А что же в итоге? Мы остаемся лишь с СИКУРСОМ. А то, из чего он был произведен и то, что его произвело на свет с необходимостью удалились (понятно, почему у аносистов сикурс всегда сирота, он имеет место быть всегда лишь после смерти своих родителей и вместе с их смертью).

Что же такое СИКУРС?

В представлении анонсистов слово ╚сикурс╩ связано с чем-то текучим, однородным и одновременно с этим ≈ мерзким. Коннотации этого слова отсылают нас и к дискурсивной развертке, и к текучести мысли масс ^{Хармс. Д. Меня
называют капуцином. М. 1993.}, и к телесному низу. Но в данном случае, дело здесь не в этимологии слова и его коннотациях.

СИКУРС возникает в результате использования анонсического приема придания значимости чему-то незначительному (в любом чужом понимательном дискурсе) происходит случайное столкновение или смыкание дискурса со своим собственным отрицанием (например, бытовой, ситуационной или языковой очевидностью). Смыкание должно быть очень сильным и энергичным, чтобы эффект непонимания, а вместе с ним и комический эффект превзошли все ваши ожидания, чтобы они вас не столько шокировали, сколько развеселили.

Можно воспользоваться очень наглядным примером одного такого столкновения в анонсическом тексте ╚ЛЕВАЯ МАТЕМАТИКА╩. Обратите внимание, что анонсисты делают с математической серьезностью натурального исчисления благодаря своему приему сикурсивного преобразования.

╚Представим себе натуральный ряд чисел, например:

1, 2, 3, 4 ┘ и т.д.

Теперь, добавим к каждому числу с левой стороны некоторое количество нулей. Тогда, например, число два будет иметь вид

00002 или 00000002.

Характер математических операций с натуральными числами, которые мы назвали ╚правыми╩ при этом существенно не изменится.

А если мы изобретем ряд математических операций, для которых наше добавление нулей все же будет иметь значимость, то тогда такие операции мы назовем ╚левыми╩ операциями. И они будут принадлежать Левой Математике. Левой Математикой мы называем ее потому, что для нее существенными добавлениями оказываются именно любые нулевые добавления с левой стороны от числа.

Достаточно подставить нуль к числу с этой стороны, чтобы убедиться в том, что это так и есть╩.

Левая математика.

Столетник`ХХ. (анонсический лечебник). М. 1996√98 гг.

═Последняя фраза в этом фрагменте комична. Она комична не потому, что этим нельзя подтвердить существование левой математики, а тем, что слева от числа действительно имеется свободное место, которое мы можем как-то задействовать своими нулями. Эта очевидность не может не поразить, вызвав при этом, по крайней мере, улыбку. Эффект непонимания всегда сопряжен у анонсистов с некоторым комическим эффектом, как в анекдоте. Их сикурсивность прежде всего связана с энергией смеха и только потом уж с силой непонимания. Главной чертой всякой анонсической развертки является именно смех.

═Чтобы убедится в этом достаточно будет вернутся к анонсическому тексту СМЕХА РАДИ и привести из него еще несколько цитат.

╚Спрашивать о САМО смешно. Получается, что только смеха ради может быть поставлен вопрос о САМО.╩

СМЕХА РАДИ, ед. хр.173

Столетник`ХХ. (анонсический лечебник). М. 1996√98 гг.

И далее:

╚ Если пустота нашего вопроса вызывает смех, то лишь смех может приоткрыть САМО.

Итак: пустота вызывает смех, а смех приоткрывает САМО╩.

СМЕХА РАДИ, ед. хр.174.

Столетник`ХХ. (анонсический лечебник). М. 1996√98 гг.

СИКУРС пронизан энергий смехотворчества.

В анонсическом сборнике ╚ЗАЛЕТНОЕ╩ (1994), который фактически является втором манифестом анонсизма, после ╚ДВАНОНСЕНСА╩ (1992), выдвинут весьма характерный для анонсизма лозунг:

╚Осмехотворим философию!╩

Залетное. Форизмы и Ысли.

(CD-диск. Анонсизм ≈ это песня. М. 1997. С. Лохов)

Из этих личных заявлений анонсистов, а так же из выделенных в анонсических работах примеров следует, что СМЕХОТВОРНОСТЬ, во всей двусмысленности этого слова, является определяющей чертой анонсического СИКУРСА.

На фоне чего выделена эта определяющая черта анонсического дискурса?

Ответим коротко: на фоне всех понимающих дискурсов,

т.е. дискурсов, которые претендуют на смысл (трудно себе представить иной тип дискурса, разве у животных, птиц и пр.).

Но взаимоотношения понимающих дискурсов с СИКУРСОМ довольно сложные. Прежде всего отметим, что СИКУРС никогда не противостоит дискурсам в своем смехотворном усилии, потому, что это усилие во истину смехотворно, а располагается где-то рядом с ними, с боку, ╚с боку припеку╩, ╚как банный лист╩, √ по выражению самих анонсистов.

Рассмотрим, для примера, как он располагается относительно платоновского дискурса.

Традиционно считается, что платоновское добро делает всякое добро добром^{Платон Государство VI 507 с}. Оно тотально опекает все, что связано с добротным, правильным, добродетельным и прекрасным. Речь идет о том, что все добротное, правильное, добродетельное и прекрасное таково потому, что оно добром есть^{Платон Государство VI b 8}. Так мать существует в чистом виде: как только лишь мать и более ничто, т.е. она уже не может быть при этом еще и чей-то еще дочерью. Такого в жизни не бывает и поэтому Платон говорит, что вещи всегда являются для нас чем-то иным, что они есть. Та или иная мать, по Платону, лишь причастна материнству, идее, претендует на него. Именно идея, согласно платонизму, дает нам возможность видеть что есть что, т.е. суть "чтойности". Но является ли сама идея идейной? Поэтому Платон вводит представление о Добре или Благе, что делает идею идей. В результате выстраиваются онтологические ряды: первое ≈ идея всех идей и идеи тождественности, далее ≈ причастное им, копии-претенденты и наконец, ≈ ряд симулянтов, претендующих лишь по видимости, а на деле имеющим свой образец в Ином и т.п.

А анонсисты спрашивают: "Есть ли идея у грязи, мусора или пыли?"

В рамках платонизма ≈ это вполне законный вопрос. Ведь нам трудно себе представить образцовую пыль, самотождественный мусор или идеальную грязь! Ведь мусор, пыль и грязь не являются ложными претендентами на то, чтобы являться копиями, они вообще ни на что не претендуют. Это странный онтологический уровень, он совершенно без претензий. Копиями, собственной говоря, чего, они являются? Всего добротного, нравственного, прекрасного и правильного? Но это невозможно. Мусор, грязь, пыль, все никчемное, не получившее света идеи ≈ что это за онтологический уровень? Это не умопостигаемое и не чувственное, не подлинное и не симулятивное.

Анонсисты спрашивают: "Может это все приходит в третьем роде, как например нам является ╚χώρα╩ из платоновского ╚Тимея╩?"

Именуемое как ╚χώρα╩, воображенное, будучи лишь вместилищем, позволяющим всему тождественному обнаружится в своей внутренный жизни и движении, по заявлениям самого Платона, есть ни чувственная, ни умопостигаемая реальность. Она, и то, и другое вместе (то есть нечто парадоксальное), и оно приходит к нам в третьем роде ≈ как если бы, ╚в грезах╩, нарушая логику непротиворечивого бытия, но не логику философии.

Анонсисты, признав ╚хору╩ качеством бытия самого платонизма, сами при этом уклоняются от платонизма. Они приходят к выводу, что платоновский дискурс не знает куда разместить мусор, грязь, пыль и прочую никчемность меж тремя своими родами бытия. Любое их размещение между родами вступает в противоречие с основоположениями платонизма (никчемное не является ╚вместилищем╩, бытием в третьем роде). Вместилище всего не может вместить никчемное. Ведь нелепо считать никчемной ╚кормилицу╩ и ╚восприемницу╩ всего бытия, тогда как сам Платон настаивает на необходимости ╚хоры╩^{Платон Тимей 48е}.

Исходя из этого, анонсисты используют уже ранее указанный прием преобразования платоновского дискурса в СИКУРС, внося в него смехотворную поправку: никчемное ≈ ни первый, ни второй и ни третий род бытия, а ЛЕВЫЙ или НУЛЕВОЙ (см.: "Летописьки 1", ед. хр. 201).

Рассуждают ли они как платоники? Платонизм ли это?

Преобразование философского дискурса Платона осуществляется ими, как всегда, смеха ради, т.е. в ходе преобразования анонсическое рассуждение впервые получает свое собственное качество бытия ≈ левое или нулевое. И если считать, что различия в достоверности должны соответствовать различиям в познаваемых объектах. Вспомним:

╚Если бытие познаваемо, то мнимое должно быть чем-то

═отличным от него╩

Платон "Государство" 478 в.

На первый взгляд, они рассуждают как правоверные платоники. Но прищурившись не трудно заметить, что выполненное анонсистами введение онтологического уровня нулевого рода делает все их последующие мыслительные шаги принципиально несовместимыми с платонизмом.

Небытие, мир идей, мир подделок ≈ все эти концептуальные образования платонизма. Если их поставить в отношение к нулевому или, как говорят анонсисты ЛЕВОМУ миру, они теряют свою значительность. Все значимости платонизма с необходимостью теряют всякую значительность в свете ЛЕВОГО или НУЛЕВОГО мира, так как происходит цепь мутаций: добро под действием пыли становится барахлом, идея ≈ смехом, ╚χώρα╩ ≈ глупостью и т.д., а в итоге, платонизм преображается в анонсизм.

Анонсизм оказывается рядом с платонизмом, но как-то сбоку***. Он одновременно соотносится с платонизмом и не относится к нему.

***Еще один пример взаимоотношения понимающего дискурса с сикурсом можно найти во ╚2-ой КНИГЕ САРАЯ╩, где анонсисты говорят об устройстве мира. Все никчемное (мусор, грязь, пыль) анонсисты полагают в качестве сущего, прием в его непреложном значении, как вещи вне себя. По началу, этот нулевой уровень бытия очень напоминает им ╚ничто╩ или ╚чистое бытие╩, с которых Гегель начинает свою ╚Науку логики╩. Дискурс трансцендентальной философии сменяет платоновский дискурс. Ведь будучи изъятыми из всякого отношения, никчемности, подобны знаменитым кантовским ста таллерам в кармане, лишенным обращения. Они есть, и их нет. Анонсисты разбирают аргументы Гегеля против Канта, а так же критику Гегеля относительно существования или не существования ста таллеров. Их не устроили решения, которые были предложены в немецкой классической философии и они предложили "свое" решение. По их мнению, эти сто таллеров ≈ просто хлам, бытие нулевого рода. Смысл их решения состоял, конечно же, не в простой иллюстрации ЛЕВОГО МИРА какими-то таллерами, а в том, что они перевернули и сместили саму проблему, поставив вопрос о кармане, т.е. придав карману значительность. Ведь порядок сбора ста таллеров никакой, они вне отношений. А быть вне отношений, значит, для анонсистов, быть в БАРДАЧКЕ, кармане, сарае. Бардачный порядок ста таллеров ≈ вот что привлекло внимание анонсистов. Они заявляют, что и Кант, и Гегель крайне некритично ввели в свои допущения о таллерах карман, совершенно забыв рассмотреть бытийный статус этого кармана. После такого преобразования трансцендентального дискурса в сикурс уже ясно, что эти кантовские таллеры, пусть даже бардачно, пусть в безумным порядке, но все-таки где-то собраны, складированы, пусть и безо всякого возможного отношения. Это место складирования, собрания анонсисты именуют САРАЕМ и именно поэтому книги о добре будут названы ими ╚КНИГАМИ САРАЯ╩. Все значимости трансцендентального дискурса, естественно, отбросили тени, но как бы не свои тени: бытие стало левым, ничто ≈ значимым нулением, а вещи (определенное бытие) ≈ смешными. Так что тень сама по себе, а значимости сами по себе.

Анонсический сикурс использует любой чужой дискурс, платоновский или трансцендентальный в личных и корыстных целях, и в этом смысле является их шлейфом, тенью. Но эта тень постоянно не совпадает со своим хозяином. И это анекдотическая ситуация радует и смешит читателей в анонсических текстах.

...главным делом жизни вашей

может стать любой пустяк...

Г. Остер

О кляксе

Что означает клякса? Как можно интерпретировать кляксу, если отвлечся от привычной школьно-менторской трактовки ее, как принадлежности ученического письма неряхи-неумейки; если попытаться посмотреть на кляксу и на перемазанные чернилами═ руки и ряху того, кто ее поставил, так сказать, метафизически.

Клякса может быть рассмотрена как поломка, сбой в процессе производства текста. Производство означающего, процесс письма, всегда осуществляются в режиме поломок, т.е. содержат в себе анти-производство, однако необходимо отметить, что анти-производство не является простым дубликатом производства, (как думают многие из так называемых постмодернистов) оно его зеркальная, асиметричная копия, а потому, если процесс производства производства самодетерминированн, целостен, серьезен, то его анти-под, в свою очередь, наоборот, двойственнен и требует опосредующего звена, главная задача последнего - смеха ради прикладывать руку к процессу возникновения сбоя, поломки. Анти-производство не надо путать с примитивным, последовательно проведенным, осуществившимся разрушением, действительным негативизмом. Оно не разрушение, а тотальное разрушение, т.е. идеальное разрушение. Сделав разрушительный шаг в одном направлении, анти-производство, затем разрушает наметившееся разрушение, так же как оно разрушило и первый процесс. Логика анти-производства не просто непоследовательна, она непоследовательно непоследовательна.

Элементом анти-производства опосредующим процесс поломки может являтся только человек, ведь ему, и только ему дано сломать что-то смеха ради, для прикола, так сказать. Смех - это тот барьер или даже пропасть, сталкиваясь или, соответственно, проваливаясь в которые машина письма попадает в аварийную ситуацию, претерпевает излом, порою разбивается в дребезги. А главной причиной этой аварии может быть лишь человек - вечно неисправный тормоз или худой бензобак, если хотите.

Смех не предоставляет письму и малейшей возможности для сколько-нибудь однозначной записи, смех═ - это и ха-ха-ха, и хо-хо-хо, и хе-хе-хе, и гу-гу-гу, и е-е-е, и вообще, как угодно...а клякса это родинка смеха, место рождения смеха, его родимый знак, который клеймит пальцы за незаконную, смехотворно- противоестественную, ⌠левую■ связь с подмышкой - телом смеха, которая не что иное как - смешной орган, орган лишенный самого главного - тела, и как думают многие, - совести...

Смех может быть определен как отец желания, в связи с тем, что поддержание производства желания, нуждается в анти-производстве, нуждается в сбоях, а они обеспечиваются только процессом, осуществляющемся смеха ради. Эта нужда желания в смехе берет свое начало в устройстве человеческого тела, ведь промежность - это не что иное, как в конец опустившаяся подмышка.

Производство выталкивает человека за свои пределы, а тот вместо того, чтобы поставить точку на своей попытке войти в цех производящих письмо, умудряется поставить кляксу. Проявляется же эта мудрость в активном характере не-деяния приложившего руку к появлению кляксы. Поставивший кляксу всего лишь решился именно не делать массы дополнительных суетных телодвижений, призванных обеспечить незапятнаность текста, но такой выбор требует во-левого усилия.

Анти-производсво осуществляетс в двух основных формах: как мужское и как женское. Женское - пассивно, безропотно. Анти-производство по женски это - саботаж. Мужское - это активный протест, это бунт, выражающийся в том, что, если так можно выразиться, в колесо производства, истории вставляется палка, что само по себе не просто деяние, а поступок, акт, хотя и не половой, но экзистенциальный. Этим, кстати, можно объяснить тот общеизвестный факт, что у многих выдающихся деятелей истории не было детей, но отсутствие потомства не исчерпывает, того что должен вынести затеявший бунт против производства, потому, что сунувший палку в колеса цивилизации уже не жилец, и он заслуживает эпитета, даже лучше сказать, эпитафии: ■Человек - это звучит гордо...■(Обратите особое внимание на это ⌠звучит■, именно звучит, а не пишется....и звучит, а не пишется, именно потому, что звучащее обладает экспрессивной составляющей, способной помочь человеку найти опору лишь в себе самом, найти новый теперь уже внутренний стержень, найти опору для противостояния беспощадной машине дискурса. Как говорится, умирать так с музыкой! В атаку можно идти лишь выкрикивая ⌠ура■, а не записав этот кличь на дурацком плакатике, тогда это ведь уже не атака, а демонстрация, работа на публику, так сказать.)

Клякса олицетворяет человека несогласного становиться винтиком в машине письма, она помогает человеку найти свое лицо. Клякса - человеческое начало в письме, начало человека. Клякса оттеняет человеческое в человеке, дает человеку жизненную силу. Поговаривают, что один наш товарищ изголился поставить такую великую кляксу, что он и сейчас живее всех живых. Но бедолаге теперь долго не отмыться, у него будто-бы, руки по локоть в чернилах. Тут уж ничего не попишешь, вляпался чувак в историю и точка

Клякса есть условие самостоятельности человека, она оформляет акт обретения человеком своего существа и запечетлевает первый отпечаток человека, человеческой руки, пальцев. А потому, так и запишем: ⌠В начале была клякса...■

Клякса это темное пятно в биографии текста, она знак человеческого бунта против письменной деспотии, а затем и тоталитаризма, бунта против бесчеловеческого дискурса власти, бунта смеха ради, ведь сказано было: власть смеха насмешка над властью.

Клякса это расплывшаяся в улыбке точка, которой была уготована судьба стать последним знаком, для того, кто мог бы быть человеком, но раздался смех, хохот, и текст приобрел более веселый, жизнерадостный, и даже наверное жизнеутверждающий вид. Как говорится: ⌠Все во имя человека, все для блага человека■, но покажите мне того человека - и вот он перед нами - чумазый пролетарий письма. На него теперь можно не только посмотреть, но и пощупать. Да, да это он, он сам! И он радостно улыбается нам - он запечатлевший глубину неведанного, он, нашедший образа невообразимого. Но вот беда, то, что он там нащупал объяснить можно лишь на пальцах. А объяснить на пальцах, это не что иное как - обвести вокруг них, а такие объяснения - смех да и только. Вот так вот: истина смехотворна, это ли не смешно!

Форма кляксы ограничивает риторическую фигуру смеха. Смысл кляксы - фигуральный. Письмо само по себе нуждается в кляксе, с целью закрепления своей фигуративности, фигуральности смысла. Отсутствие кляксы у текста уменьшает его притягательность, ослабляет желанность. Фигурально говоря: клякса - это эрогенная зона текста. Особенностью морфологии тела текста является совпадение у него эрогеннной и смехотворных зон.

Клякса - это изюминка текста и письма, в ней весь смак, т. е. телесный, фигуральный смысл. Клякса - край границы письма. Перейдя эту границу, мы попадаем в живописную сказ-очную страну (т.е. то место, где, в конце концов, говорят прямо в глаза). Страну не-описуемого, слабым отблеском этой страны являются кисельные реки с молочными берегами, в которых многие из нас купались в далеком, розово-радостном детстве. Это не-описуемое хотя и может быть высказано, но высказывание это не может быть описанием т.е. не может быть заочным, внешним, отстраненным, неангажированным, а осуществляется посредством перформанса. Живописная страна не-описуемого открывает нам левое пространство - а там нет ничего, есть только это и это ничего! По просту говоря, там, в левом пространстве тотальная бесТОлочь, которую, по видимому, можно разьве что бесТОлку ТОлочь.

Клякса - это вход в левое пространство, его пред-банник, сени, вестибюль, если хотите, или даже окно. Или нет, зеркало, скорее кривое зеркало, а если быть совсем уж точным, дырка, дыра в экране. Смешно сказать. но, может быть, это дырка, щель, щелочка (и щель наверняка половая!) ведет в ding an sich. Ходят упорные слухи, что от═ кляксы до ding an sich, расстояние смехотворно мало, добраться можно легко и быстро, не ударив и пальца о палец.

Для традиционного дискурса, имеющего в своем истоке метафору зрения, клякса и левое пространство незаметны, болеее того, неуловимы. Традиция═ не видит радости в кляксе, не чувствует ее смака и, можно сказать, ненавидит ее. И ненавидя неулавливает, неухватывает. Именно для этого случая есть великолепная пословица: ⌠Видит око, да зуб неймет■. А пальцы ймут (в купе с зубами), и ймут так весело, хорошо и страстно, что правая во всем традиция вынуждена на это

просто закрыть глаза!

Левое пространство незрим

о,

единственное, что может проникнуть туда - это пальцы, ведь на них есть пропуск в это пространство, заверенный печатью кляксы. Левое можно только пощупать, оно ускользает от взгляда, от производства, потому что для сохранности ему нужны особые условия хранения и обращения, а как сказал классик: ⌠...в музеи лучще ходить ночью■. Да, наверное, лучше один раз пощупать, чем сто раз увидеть. (И потому уже давно бы пора, хотя бы смеха ради, снять эти набившие оскомину таблички: ⌠Руками не трогать!■)

Клякса как текстовый элемент означает нужду (т.е. желание возникшее не от недостатка, а от переполнения, переизбытка) письма, а потому и текста, нарушить заведенный порядок и олицетворить человека.

Клякса - незаконнорожденная, неусыновленная дочь письма, осуществившийся Эдипов комплекс, его срашная уни■кально - б■анальная тайна. Письмо стремиться по нужде воспользоваться пространством и наполнить, наполнить пустоту, не оставив ни одного пустого места, как в случае с буквенной паутиной. Письму становится страшно невтерпеж и оно мечется, мечется в поисках одного места, стремиться овладеть пространством и пустотой здесь и сейчас, здесь и сейчас, сейчас, сразу, одним махом, ахомм....а как говорится - охота пуще неволи или попутного ветра в горбатую спину, если уж очень хочется, ну очень, ну, ну. И вот письмо по самый нос в словесный вляпалось маразм.

P.S. Маразм крепчал.